Замучилась перетаскивать туда-сюда старые тексты, пусть лучше здесь лежит. Третий из прологов, Грёза.
Охристо-рыжие жирафы шествовали по насыщенно-синей гладиОхристо-рыжие жирафы шествовали по насыщенно-синей глади, и по воде разбегались лёгкие неширокие круги от прикосновений раздвоенных копытец. Только по этим кругам я отличаю – где сапфировые дрожащие небеса, а где их отражение. Необычный сон. Интересно, что же значат эти изящные, диковато-грациозные животные со спокойными агатами глаз для того, кому они снятся?
...- А что случилось? Ты же вполне плодотворно работала с группой Франциско в последнее время…
- Фрейдисты… - тихо пробормотала я.
- Разве они работают только с теорией Фрейда?
- Нет, но она основополагающая в их проекте. Но это не главное, Магистр. Главное различие - в подходе. Они работают на основе теоретических выкладок. Я же собираюсь экспериментально открыть универсальный механизм раскрытия личности…
Приглядываюсь получше и, довольно удивлённая, понимаю, что это не просто жирафы. Среди животных есть существа с длинным апельсиновым рогом на вытянутой флегматичной морде и с четырьмя парами терракотовых крыльев, и увитые виноградом, цветущим розовыми бутонами… Их действительно интересно разглядывать. И мне сложно угадать, что именно разрушит эту неторопливую вереницу.
...- Я не могу не признать перспективность твоих исследований, любезная. Да, я сам утверждал, что все сны имеют смысл, и растолковав их, можно узнать о человеке практически всё. И гипотеза о том, что наибольшую информацию о душевном мире людей несут кошмары, - действительно интересная и смелая. Но…
Он крутил в сухих узловатых пальцах позолоченную венецианскую маску Гатто и не поднимал глаз. Учитель всегда не любил повторять что-то дважды и испытывал неловкость за учеников, которые отчего-то перечили уже сказанному. Но он хотя бы обсуждал спорные моменты – для Ордена Гермеса это очень либерально.
-..но ты же понимаешь, дорогая, что это очень опасно. Даже Говорящие с Грёзами проходят длительное обучение, прежде чем наставники допускают их к самостоятельным странствиям по плану Морфея. Ты же собираешься собрать квинтэссенцию кошмаров!
Но спокойствие будет разрушено. Я достаточно долго исследовала феномен кошмаров и узнала методы, с помощью которых среди всего царства Морфея можно найти "жертву" ночного демона. Да, это и есть самый спорный момент в моём проекте – персонификация кошмара. Группа фрейдистов уверена, что человеческий разум сам вскрывает свои нарывы во сне, я же думаю, что существует "аватара", олицетворение страшных снов, которое однако может существовать одновременно к нескольких воплощениях. Потому что человек слишком самолюбив, предпочитает закрывать глаза на свои ошибки и проблемы, и просто бы не решился увидеть их даже в символической форме, во сне.
...- Магистр, я всё отлично понимаю. Но поймите и вы, это же будет действительно революционное открытие! Если разобраться в механизме раскрытия кошмарами глубин человеческого сознания, то будет возможно решить большинство психологических проблем человека совершенно незаметно для него. Мы сможем даже открыть в не-Пробуждённых искру совершенства!
Учитель недоверчиво покачал головой, косясь на меня тёмными глазами старой рыси. Вы никогда не увидите смертоносного блеска скрытой силы в этом взгляде, если Магистр не пожелает сам...
И вдруг всё меняется. Сначала у жирафов появляются тени – резкие чёрные тени, по четыре у каждого. А потом цепь начинает разбегаться. Совершенно хаотично, без всякой логики животные мчатся в разные стороны синей бесконечности. Небо трескается, переливаясь зеленым, красным и малиновым, а среди бегущей толпы жирафов появляются совершенно невероятные создания, похожие на всех зверей одновременно. Это – чей-то самый страшный кошмар?
...- Это твоя идея, и проект должен быть твоим, но ты ещё слишком неопытна, Жени… Мне не хочется потерять такую талантливую ученицу только из-за торопливости. Ну что ж…
Я затаила дыхание и сжала кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Я полгода вела подготовку и неужели сейчас…
Он уходит. Я чувствую, он уходит. В этом сне его дело закончено. После долгой неподвижности я срываюсь с места. Вокруг меня мечутся испуганные жирафы, в плечо врезается фиолетовый кролик с головой спрута, прямо навстречу скачет деловитый крокодил на слоновьих ногах… Я чувствую, куда он уходит, это главное.
-…я даю тебе неделю непосредственного контакта с этим твоим "воплощением". Неделю испытательного срока, Женевьева. И если всё пройдёт без эксцессов и будут видны первые подвижки… Возможно, это будет означать открытие твоего дипломного проекта, дорогая.
Я выхожу из этого сна и перестаю быть синеглазым жирафом.
Скачка. Ветер и топот. Светло, но солнца нет – искрится само небо, голубой сверкающий шар с клочками молочных облаков. Изящная карета из угольно-чёрной стали с элегантно-хищными серебряными гербами на дверях мчится по маковому полю. Я правлю двумя лошадьми цвета темноты за ночным костром. Они неестественно худы, у них длинные, резко заострённые морды, а глаза похожи на лепестки, которые разлетаются из-под их стальных копыт. Я откуда-то знаю, что эти лошади – лучшие ищейки, натасканные на демонов. На одного из которых мы сейчас охотимся.
Мне повезло, мне несказанно повезло. В этом сне кошмар действительно принял конкретный образ. Демон, крадущий души. А я – инквизитор, преследующий его. У меня блестящие волосы цвета красного гиацинта, я одета в строгий чёрный костюм, у моего плаща ослепительно-белая подбивка, а в правой руке чернильный мазок кнута, которым я подгоняю лошадей. Мы несёмся словно среди алого вихря испуганных бабочек-лепестков. Силуэт того, за кем мы гонимся, чернеет на горизонте.
Погоня. Сначала в старом городе, под тёмно-фиолетовым небом, где туман смешан с дымом с запахом соли и железа. Там он оборвал след. Тогда я нашла пророчицу – смуглую женщину в шелках цвета молодых яблок, на стенах дома которой висели зелёные циновки с охряными пентаграммами. Я вышла на время ритуала – а вернувшись, нашла её бездыханной. Но там я поймала след. И сейчас я знаю, что он – впереди, и расстояние между нами всё сокращается.
Неожиданно – как обычно и бывает во сне – маковое поле заканчивается. Я останавливаю лошадей перед двухэтажным неказистым домом из белых бетонных плит и спрыгиваю с кареты. По земле стелется густой молочный туман, и он скрывает мои ноги до колен. Медленно я захожу в здание, вспоминая защитные заклятия. Дверь захлопывается за мной.
Он здесь. Он стоит у единственного окна прямо напротив меня. Он невысок и худощав, у него приятное, но незапоминающееся лицо с чуть раскосыми серыми глазами. Его тёмные волосы небрежно взлохмачены, светло-серый джемпер и дешёвые джинсы помяты. Он смотрит на меня пронзительно и с ожиданием.
- Ты давно следуешь за мной. Но ты не пытаешься меня изгнать или напасть. Чего ты хочешь?
У меня перехватывает дыхание. "Я хочу поймать тебя в пробирку и разобрать на формулы"? Я так долго ждала этого и всё же совершенно не готова. Но каждая минута молчания в этой просторной комнате с пустой белизной стен давит как тысячи метров солёной воды на дно океана. Мне страшно.
- Ты… действительно осознаёшь себя? Осознаёшь себя постоянно, а не только в этом месте?
- Я знаю кто я. Человеческие легенды и мифы знают это тоже. Ты называешь меня кошмаром. Чего ты хочешь от меня?
У него низкий приятный голос с едва заметными перепадами тембра. Я чувствую, как загнанно бьётся сердце. Странно, но сейчас я выгляжу как и в реальности – тонкая девушка с беспокойными синими глазами и вытянутыми пропорциями тела. Ломкие рыжевато-каштановые волосы щекочут шею. На мне старое клетчатое платье, из которого я выросла и выбросила месяц назад. Это моё подсознание или его воля?
- Я исследую человеческую психику. Я хочу узнать, как ты… вскрываешь её.
Он молчит и смотрит на меня укоризненными жемчужно-серыми глазами.
- Я.. хочу понять природу снов и научиться их использовать самой.
Молчание.
- Я маг! Я принадлежу Ордену Гермеса, а мы верим, что высшая цель – стремиться к совершенству. Я хочу… направить… к этому всех…
На середине фразы он так же молча садится на непонятно откуда взявшуюся табуретку. Я замечаю в его глазах грусть, прежде чем он отворачивается к окну, за которым вьётся кривая осенняя улочка, и закуривает.
- Я хочу… найти кого-нибудь, кто… поймёт меня.
Он резко оборачивается. Правый уголок его тонкого рта странно дрожит. Он смотрит на меня очень серьёзными серебристо-мерцающими глазами и вдруг протягивает руку.
Он не имеет власти надо мной, пока не знает меня. Я не в своём сне. Я всё ещё могу сбежать. Я всё ещё могу попытаться поймать его. Я в три шага пересекаю комнату и осторожно касаюсь пальцами его ладони.
Когда жемчужный туман до конца втягивается в его глазницы, он улыбается. Я сижу напротив него на табуретке, заведя ступни за её передние ножки. Теперь моя очередь молчать и ждать правду.
- Ты хочешь знать, почему ты видишь во снах чужой мир, полный странных королевств, белых башен над синими безднами, малахитовых лесов, пронизанных серебряными дорогами. Почему на улицах тебе улыбаются кошки, а в тёмных пустых переулках иногда явственно видятся огромные пауки с человеческими лицами. Почему тебе иногда кажется, что у некоторых людей синяя кожа,, или ветвистые рога, или десять рук. Хотя ты проверялась у многих психиатров, и твой Учитель говорит, что у тебя аналитический склад ума, и ты совершенно не склонна к эскапизму. Так вот я отвечу.
Где-то громко стучат настенные часы и сбивают мне удары сердца. Я сглатываю.
- Ты же знаешь, мысли людей материальны. Даже один человек может изменять мир вокруг себя. А сколько людей несколько тысячелетий рассказывает друг другу сказки? И верит в них? Неужели это всё уходит в никуда? Нет. Люди сами того не заметив, создали мир, в котором легенды оживают – Грёзу. Грёза переплетена с реальностью, она не может существовать отдельно от тех, кто породил её, и её волшебные существа тоже. Поэтому им приходится жить одновременно в двух мирах и иметь человеческое тело. Ты – одна из них, хотя тебя заставили забыть твою сущность. Но её можно вспомнить.
Я не выдерживаю и нервно смеюсь. Бред, боже, он издевается надо мной, какой бред…
- Ты – дитя Грёзы. Поэтому тебе так легко путешествовать по сновидениям. Поэтому ты мгновенно вплетаешься в ткань сна, как один из его участников. И потому что – зачем бы мне лгать тебе?
Зачем? Действительно, зачем? Если бы он был человеком, я бы могла сказать – для смеха. Но я не знаю, шутят ли кошмары. Я поднимаю взгляд и смотрю ему в глаза.
- А зачем бы тебе помогать мне?
Он впервые опускает взгляд и закуривает. Мы молчим несколько минут, но я не тороплю его, а он всё ещё не выпускает моих пальцев из своей руки.
- Тебе это важно? Я просто делаю это. Это часть моего существования – открывать людям страшные, запрятанные на дне их подсознания секреты…
Я больше не боюсь его. Я больше не хочу поймать его и посадить в пробирку. Меня не покидает дикое чувство, что он – такой же, как я…
- Я… тоже часть Грёзы, но я не имею физического тела. Я тоже создан людьми, и я…
Я улыбаюсь. До меня вдруг доходит совершенно простая мысль. За сложными мотивами всегда стоят ужасно простые мысли. Я сжимаю его ладонь и протягиваю к нему вторую руку. Он смотрит на меня удивлёнными прозрачно-серебряными глазами.
- Я тебя понимаю.
Вокруг кружится нелепый вихрь из белых листов, подушек, мыльных пузырей и прочей чепухи. Мои пальцы переплетены с его, между нами наши вытянутые руки. Он улыбается, его волосы треплет ветер. Мы в диком танце летаем по комнате на табуретках – двое улыбающихся сумасшедших. Откуда-то звучит музыка, вокруг хаос, перья из порванных подушек, вой ветра в тёмно-синей октябрьской ночи за окном, а в комнате весна, и от этого он смеётся. Мне легко как никогда, и я смеюсь тоже, и всё будет хорошо, потому что я его действительно когда-нибудь пойму…
Охота на кошмар.
Замучилась перетаскивать туда-сюда старые тексты, пусть лучше здесь лежит. Третий из прологов, Грёза.
Охристо-рыжие жирафы шествовали по насыщенно-синей глади
Охристо-рыжие жирафы шествовали по насыщенно-синей глади