— Если мы сейчас не начнём суетиться, нас же попрут из универа, да?
— Как в глаз дать.
— Но мы же сходим к лошадкам?
— Конечно!


И мы сходили к лошадкам. Конечно, такой вредный зверёк как моя подруга-пак, не может пойти в обычную питерскую конюшню. Ей надо в Петергоф, как императорам. Так что мы как императоры припёрлись к Императорским конюшням Петергофа. Они выглядят как замечательная краснокаменная крепость в стиле английских сказок и гербов и содержат нынче санаторий. Зато императорские, да, и напротив – очаровательнейшего величия церковь.
Только где-то через час любования прелестями старинного городка, мы таки добрались до нужной остановки. Конюшня понравилась, там почти все халтекинцы, ухоженные, совсем не заморенные – наоборот, бойкие вымогатели и очень "характерные". Точёные, лёгкие, как и многие халтекинцы, с золотистым отливом, с большими глазами – одна из самых любимейших моих пород. А один вообще нечто – вороной с серебристыми пятнами и отливом, "седой". Это такое высокое, красивейшее чудо с переливами серебристого и чёрного на морде, гордое и норовистое. Я минут пять упрашивала его покушать хлебушка, за которым уже ревниво тянулись наглые соседи. Но в общем, все умнички, хотя моя первая нервничала, чуть "танцевала".
Зато потом дурная я возомнила о себе невесть что и согласилась проехаться на Мадонне. Мадонна – это такое мощное, истинно тяжеловесное чудо, выше всех халтекинцев и шире раза в два. Красавица, конечно – игреневая, с рыже-золотым отблеском, молочно-светлой длинной гривой, статная и большеглазая. Спокойная, правда волнуется при чистке. Пришлось чистить в уздечке, причём нужен тот ещё спасбросок на ловкость, потому что она ещё и вальсирует – переступает по кругу и чуть в стороны. Когда представляешь, что будет с твоей ногой, если на неё нежно наступит ЭТО, сразу откуда-то появляются бонусы на уклонение. Но ладно. К сути.
Мадонна – это для богатырей. Это Бурушка Ильи Муромца со всеми длинногривыми и свистовыносливыми причиндалами. Во-первых, у неё спина шире, чем мой диван. На ней лежать удобнее, чем сидеть, а тем более взбираться. Во-вторых, у неё голова весит больше, чем я вместе с седлом. То есть я со своей манерой деликатности "давай-я-потяну-немного-в-ту-сторону-а-ты-повернёшь" остаюсь незамеченной, как беззубый Соловей-разбойник. Я вообще не люблю натягивать поводья, только что при резкой остановке, но тут моих плавных заигрываний с поводом вообще не замечали. Короче говоря, чтобы Мадонночка умерила свой пыл и повернула в нужную сторону, нужно было изъявлять желание сильной недрогнувшей рукой. Очень сильной. Супермен бы не справился, тут богатырь нужен. И в сочетании с в-третьих, а именно соревновательским духом Мадонночки, которая шла на обгон всех подряд при первых же признаках мечтательности с моей стороны, приходилось контролировать поводья ежесекундно. На рыси она на мне особенно отрывалась, ей богу, хотя потом я приноровилась и наслаждалась.
Короче, я не богатырь. Этот удар моему тщеславию стал смертельным, когда я сползла с Мадонны, погладила ей морду и попыталась поправить свои волосы. Мышцы потянуты и убиты полностью, руки не поднять, нос не почесать, под лопатками ноет так, как будто крыльями всю ночь махала. А всего-то часик-полтора с Мадонночкой.
Более-менее отошла только сейчас, через сутки. Руки слушаются, но всё равно болят. А вот неча на былинное замахиваться… -___-